ПОКОЛЕНИЕ СКУКИ
Как развивать ребенка, который ничего не хочет
Молодая, ухоженная, симпатичная женщина, очень взволнованная.
— Мне очень нужен ваш совет. Насчет нашего сына. Нам и в садике сказали, да мы и сами видим. Может быть, мы делаем что-то не то?
— Может быть, — пожимаю плечами я. — Но это я смогу сказать только тогда, когда в подробностях узнаю, что вы делаете и что именно все видят.
— В том-то и дело, что у нас все вроде бы в порядке. Полная семья, хороший достаток, я не работаю, занимаюсь детьми — у меня еще дочка двух лет. Бабушка тоже участвует. Если надо, приходит няня. Муж, конечно, работает, но с детьми тоже проводит время — по вечерам и в выходные. И мы регулярно куда-то ходим всей семьей: в музеи, в кафе, в развлекательные центры или на какие-то специальные мероприятия, где есть детская программа. Вот недавно были в Русском музее, там был интерактив про традиционное детство — нам показалось очень интересно. Еще мы много путешествуем, два месяца назад были в Испании, до этого в Стокгольме…
— Да, все вроде бы нормально, — согласилась я. — А по медицинской части?
— Мы в районную поликлинику почти не ходили, но наблюдались у частного невропатолога. Он нам ничего такого не говорил, прописывал массаж и еще глицин. Еще Вовочка до года плохо спал, приходилось его на руках укачивать, но потом все наладилось, и сейчас он спит хорошо. Пошел, заговорил и все прочее по возрасту, даже немного раньше, потому что я всегда с ним очень много занималась — мы и рисовали, и лепили, и поделки всякие делали, и тонкую моторику развивали. Я действительно интересуюсь развитием детей, много читала, в том числе и ваши статьи, лекции слушала, на форумах, если вижу что-то интересное, обязательно пробую со своими. Понимаете, мне это и самой нравится…
И здесь все нормально. Бывают ведь матери, которые честно делают для своих маленьких детей «что положено» и даже больше, но самим им это буквально поперек горла. И тут ей самой важно, нужно и интересно.
— Вовочка ходит в садик?
— Да. Это очень хороший частный садик, небольшие группы, прекрасная атмосфера, много развивающих занятий и совершенно изумительные педагоги. Мы ходим туда четыре дня в неделю, и еще два раза — на музыкальные занятия в Детскую школу искусств. Это не музыкальная школа — там более свободная атмосфера, они там рисуют, поют, слушают и разбирают музыку, сами играют на разных музыкальных инструментах…
— Ага. Ну и что же в результате всего этого происходит с Вовочкой? — спросила я, уже имея некоторые предположения. — В чем проблема?
Женщина вздохнула и зажмурилась, как будто перед прыжком в холодную воду.
— Понимаете, он как будто ничего не хочет, и ему ничего неинтересно. У него все в порядке с головой, поверьте, я это точно знаю. И с концентрацией внимания все в порядке, мы проверяли. Но даже на самых интересных занятиях он часто ведет себя как, простите, умственно отсталый: смотрит в сторону, ковыряет в носу, что-то мычит себе под нос, толкает других детей, пытается достать из моей из сумки телефон… Я его потом спрашиваю: «Ты понимаешь, что преподавательница рассказывает?» — «Да». — «Тебе совсем неинтересно?!» А он так равнодушно отвечает: «Ага, совсем». — «А что тебе интересно?» — «Ничего».
И дома то же самое. Любое занятие — через силу, через «да ну-у-у-у…», и я вижу: он не притворяется и не капризничает, ему действительно неохота.
Мне от этого просто страшно становится. Ему ведь шесть лет, меньше чем через год в школу. А там-то все будет, как ни крути, не так интересно. Как же он там будет? Мы с мужем давно присмотрели хорошую государственную гимназию, но теперь уже думаем о частной школе: кто его будет в этой гимназии терпеть, если ему все неинтересно и он, вместо того чтобы слушать, козявки по столу размазывает?
И вот я к вам пришла спросить. Может быть, мы тут сами в чем-то виноваты? Может быть, мы что-то не так делаем? Может быть, он все-таки чем-то болен, невропатолог когда-то проглядел, и его теперь обследовать и лечить надо? Или иногда говорят, что вот, ребенок перегружен кружками и всякими занятиями, ему, дескать, вздохнуть некогда, его везде таскают, он просто ужасно устает и поэтому… Так ведь у нас не так! У нас всего один кружок два раза в неделю, и в один из этих двух дней он и в садик не ходит. От чего ему уставать? А уж какие там у них в садике занятия неутомительные! Например, раз в неделю приходит чудесный увлеченный своим делом биолог со всякими настоящими животными — кроликами, мышками, улитками, пауками — и все про них рассказывает. И всех их можно рассматривать, трогать… Если бы мне такое в шесть лет показывали, я бы от восторга визжала!
— А он там, в этом саду, один такой? — спрашиваю я. — Ну, вот чтобы рассказывают однозначно интересное, а ему все равно?
— Нет, не один, — вздыхает моя посетительница. — Об этом и воспитатели говорят, и я сама вижу… Но что мне до других-то? Меня же мой собственный сын и его судьба интересуют.
— Видите ли, загвоздка в том, что другие дети в некотором смысле разделяют судьбу вашего сына.
— Как это? — удивилась женщина.
— Дети, конечно, растут каждый в своей семье, но есть все-таки и некоторые характеристики поколения. Вы согласитесь?
Она с готовностью кивнула.
— Когда были маленькими я и мое поколение, взрослые практически обращали на нас внимание только в тот момент, когда с нами что-то происходило: мы заболевали, разбивали коленки, влезали в драку, ревели и так далее. В остальное время они жили своей жизнью, а мы находились как бы ниже уровня их взгляда. Никому не приходило в голову нас развлекать или развивать. Из массовых традиций было только чтение детям вслух, но с началом школьного обучения и оно прекращалось. Мы воспринимали все это как норму и очень рано научались развлекать себя сами. Некоторые наши развлечения были сомнительны и небезобидны, но до этого до поры до времени опять же никому не было никакого дела. Однако впечатлений нам, конечно, очень не хватало. Наша речь была очень бедна, мы носили в карманах кучки всякого мусора и часто его перебирали, мы делали в земле «секретики» из осколков чашек с узором и потом совместно ими любовались, мы видели лица и зверей в рисунках на обоях и часто смотрели на небо. Если кто-то из взрослых вдруг обращал свой неформальный интерес в нашу сторону и соглашался с нами поиграть или по-человечески поговорить, мы радовались несказанно, и все сказанное и сделанное им отпечатывалось в наших мозгах как записанное на скрижалях. От ярких руководителей хороших ленинградских кружков фанатели поколениями и помнят их всю взрослую жизнь. Уже будучи студентами, мы читали почти все выходящие в «Академкниге» новинки, независимо от нашей собственной специализации. Все это по науке называется «сенсорная депривация», а если попросту — недокормленные мозги.
Сейчас ситуация кардинально изменилась. Дети оказались в центре родительского внимания и никак не могут пожаловаться на недостаточность окружающего их информационного поля. Они больше не носят гаечек в карманах и не ищут красоты в закопанных в землю и прикрытых стеклом листочках и огрызках. У них нет в этом необходимости. Но, как вы знаете, маятник редко останавливается в нижней точке…
— И как называется этот теперешний синдром? — подумав, спросила Вовочкина мама. Мне показалось, что она продумывает свой вечерний пост на какой-нибудь мамский форум. — Перекормленные мозги?
— Ага, — усмехнулась я. — Или «синдром перепривации». Слишком много всего. Ничего больше не хочу, ничего не интересно. А в какой-то момент мозги начинает просто тошнить…
— И что же нам теперь делать?
— У вас действительно скоро школа, поэтому терапия должна быть интенсивной. Поможет или нет, я, честно, не знаю, но попробовать, на мой взгляд, стоит. На некоторое время вы станете родителями моего поколения, и посмотрим, как Вовочка на это отреагирует.
* * *
Спустя месяца четыре.
— А-а-а-а… а что же нам теперь-то делать?
— Не помогло?
— Помогло, в том-то и дело. Мы с мужем тогда все обсудили, решили, что дело действительно серьезное и надо пытаться. А потом полностью прекратили его развлекать. На выходные ездили только с мужем или с дочкой, а Вовочку оставляли с няней или с бабушкой, и сказали им, чтобы только книжки читали, и то, если он попросит. В школу искусств водить перестали. В садике сослались на рекомендации психолога и попросили не привлекать его к занятиям — только если сам подойдет и попросит.
Некоторое время он был совсем тихий, понял, что что-то произошло, и испугался. Сидел, играл с сестрой или в лего, мультики смотрел, рисовать начал — до этого сам почти не рисовал. Потом начал ко всем приставать: «Что мне поделать?» Я отвечала: «Что сам захочешь. Я тебя везде таскала, все время предлагала разное, и в результате получилось, что тебе ничего не интересно. Теперь я хочу, чтобы ты сам нашел, что интересно, и мне сказал». Он некоторое время капризничал, стал совсем несносный, бабушка ему даже валерьянку потихоньку давала и на меня ругалась, что я из-за каких-то своих дурацких идей ребенка мучаю. Но муж был на моей стороне, и мы выдержали.
Потом мне в садике сказали: он почти во всех занятиях участвует. Они ему, как я просила, каждый раз говорят: тебе действительно это нужно и интересно? Если нет, то можешь не делать, не слушать, не смотреть, пойди вон в уголок, поиграй, или еще куда-нибудь. И он стал четко отвечать: нет, я хочу, мне интересно. И участвует.
Но дома все по-прежнему. Потом он один раз спросил:
— А почему мы в школу искусств больше не ходим?
Я ответила: потому что ты говорил, что тебе там неинтересно.
— А, — сказал он и больше ничего.
Но я, знаете, только когда перестала все это, вдруг поняла, что я же действительно никогда не ждала, чтобы он ко мне с чем-то обратился, а всегда сама предлагала: давай сейчас вот это, вот это, вот это…
Сейчас он сам на разговор часто выходит, и это вдруг тоже интересно оказалось.
И с младшей я стала себя по-другому вести, отстала от нее немного, и она стала меньше капризничать.
Но с Вовой-то что нам делать?! Он в садике теперь всем вроде как с удовольствием занимается, а дома как будто сбоку. Может, все-таки спросить его: может, он хочет в школу искусств вернуться? Или съездить с нами куда-нибудь?
— Как хотите, — сказала я. — Можете опять начать внедряться, а можете еще подождать. Ваш выбор.
* * *
Я не знаю, какое решение приняла Вовина семья. Я знаю, что качающийся маятник очень трудно остановить посередине, если вообще возможно. И материал этот написала для того, чтобы многочисленные современные внимательные и благополучные родители, у которых любимый, умный и получающий много позитивного внимания ребенок вдруг «ничего не хочет и ничего ему не интересно», имели еще один вариант объяснения, почему это может происходить.
Катерина Мурашова
